уже в курсе моей беды. Не захотел же светиться!
Подъезжаю в дом уже ближе к ночи. Свет горит только на кухне.
Вхожу, стараюсь не шуметь. Зря. Мои не спят все. Едва слышат шаги, выбегают на встречу.
– Папуля! – дочки бросаются, льнут, виснут на мне как обезьянки.
– Я очень устал. Давайте спать, – быстро говорю я, и ухожу от семьи к себе в комнату.
Прямо в одежде падаю на кровать, вжимаюсь лицом в подушку, пахнущую Наташей. Вдыхаю ее аромат.
Всю ночь так и не удается уснуть. Встаю в шесть утра, иду прямиком в дом Марты.
– Ты? – женщина накрывает завтрак для семьи, – присаживайся, позавтракаешь.
– Марта, я по делу.
– Деньги?
Киваю.
– Я верну. Как только устроюсь на новом месте, сразу верну.
– Да, ладно. Можешь год не возвращать. Мы как узнали вчера, тут же скинулись тебе на адвоката хорошего. Вот держи, – худощавая женщина исчезает за дверями комнаты, возвращается с толстым конвертом.
– Сто тысяч.
– Спасибо, – жму загорелую руку.
– Своих не бросаем!
Прячу конверт в кармане куртки, быстро запихиваю в себя завтрак. Кланяюсь по-японски, возвращаюсь домой.
«Мои» уже давно проснулись, сидят на кухне в нервном ожидании.
– Мы уезжаем. Берите самое необходимое. Чтобы к обеду все были готовы!
– Домой? – радостно щебечет Зехра, не до конца понимая значение слова.
– Домой! – со счастливой улыбкой вторит ей Камилла.
– Домой…
– Мы сможем навестить маму, – тут же вспоминает старшая дочь.
– Да, заедем к ней.
Наташа Удальцова
Иду послушно за родителями к машине. Молча сажусь. У меня нет слов. Даже эмоций нет. Я пустая.
– Доченька, – мама гладит меня по руке. – Поговори со мной.
Мне не о чем с ней разговаривать. Они ворвались в мою жизнь, сломали ее и теперь просят меня о чем-то или хуже того, хотят, чтобы я поблагодарила их за спасение?
Как же плохо они меня знают.
В отличие от матери, отец сидит на переднем сидении и не пытается разговаривать со мной, но я слишком хорошо его знаю. От него так и распространяются флюиды – смотрите, какой я крутой мент, нашел дочь, вызволил ее из плена.
– Как вы меня нашли? – выпаливаю я, едва мы входим в номер отеля.
– Алена сказала, что видела тебя в дельфинарии. Я ей не поверила, а
Демид – да. Пробил твою карту, ты воспользовалась ею в магазине. Тогда-то все пазлы сошлись. Осталось только выяснить, кто этот мужчина с тремя детьми. Это не составило большого труда, сейчас же везде видеокамеры, – мама облегчено вздохнула, выговорившись.
– Алё-на, – тяну как мантру, – где она?
– Спит, – мама указывает глазами на одну из дверей, ведущую в смежную комнату.
– Э-э, как хорошо устроилась. Сочи, отдых…
– Ты говоришь глупости, – одергивает меня мать.
– Твоя сестра нарушила миллион правил, чтобы быть здесь. Ради тебя!
– Ради меня? – нервно встаю с дивана, на который успела упасть.
– Не надо! – мама не успевает меня остановить. Размашистым шагом иду к комнате, врываюсь в ее утробу. Здесь темно.
К своему удивлению, слышу не только сопение сестренки, но и мужской храп. Включаю свет. Парня, спящего на диване, я не узнаю. Бросаю злой взгляд на блондинку, спящую на небольшой кровати. Хватаю подушку с кресла, бросаю в сестру.
– Просыпайся!
– Что?.. – первым вскакивает с дивана огромный парень.
На секунду теряюсь, отхожу в сторону на пару шагов.
– Алена, блин! – полусонная сестренка сидит на кровати, не моргая глядит на меня.
– Наташенька, всё-таки это была ты.
– Ты зачем меня сдала?
– Я? Я ничего такого не делала. Я тебя нашла, – хрупкая блондинка легко выбирается из-под одеяла, бежит ко мне. Пытается меня обнять, но я не даюсь.
– Ты поправилась! – щебечет она, стараясь не замечать моего холодного отношения к ней.
– Тебя это не касается! – грубо отвечаю ей.
– Наташа?.. – в огромных голубых глазах стоят огромные слезы. – Я же хотела как лучше.
– Кто ты такая, чтобы хотеть чего-то для меня?
– Что?.. – Алена не находит слов, чтобы ответить мне.
– Правильно. Никто…
В комнате виснет напряженная тишина.
Папин хриплый голос врывается как ураган.
– Так. Прекратили обе. Алена, возвращайся в кровать. Наташа, иди к себе в комнату!
Разворачиваюсь, выхожу из комнаты с гордо поднятой головой, бросаю гневный взгляд на Демида:
– Ты тоже мне никто.
– Наташа! – мамин голос как сирена врывается в мой мозг и немного приводит меня в чувства. – Что это было? Извинись перед отцом!
– Мой отец умер много лет назад. А ты, – указываю пальцем на мать, – до сих пор живешь на его деньги и делаешь вид, что все нормально, а ты у нас такая правильная, добродетельная!
Глаза матери блестят от слез.
– Извинись, – требует Демид, хватая меня за руки.
– А-а! – ору сиреной.
– Прекрати! – бессильно шипит отчим, убирая от меня мощные руки.
– Мент! Ты сломал мне жизнь! Ты выставил меня предательницей в глазах Камиллы, Лили, близняшек. Они же меня никогда не простят! Как мне жить дальше? Об этом ты подумал? Нет! Вы же привыкли думать лишь о себе и своем благополучии.
– Я не понимаю, что происходит… – мать отходит от меня, падает безвольной куклой в кресло. – Демид, объясни… – ее голос глохнет совсем, теряется в рыданиях.
– Золотой, я сам не знаю, что произошло. Будто кто-то подменил нам дочь…
– Влюбилась она! – громкий крик Алёны пробивает мою броню и всхлипывающую тишину комнаты.
– Что? – недоумевает мама. – Он же старик. Ему лет тридцать. У него три дочери. Он бедный и не интеллигентный. Он не пара моей дочери!
– Да? Откуда ты можешь знать, кто мне пара, а кто нет? – огрызаюсь на мать. – Когда он приносил тебе все эти годы мою долю, он был для тебя хорошим. А теперь стал плохим? – строю гримасу.
– Не кривляйся, – цедит Алена, – ты с мамой разговариваешь.
– Заметь, со своей мамой! – цепляю сестренку за больное место.
– Она и моя мама! – Аленка подходит, садится на ручку кресла рядом с мамой. Гладит ее по руке. – Мам, она сейчас влюбленная дура в аффекте, не обращай на нее внимания.
– Как?..
– Я правильно понял, что ты отказываешься писать заявление на Чанышева Амира? – интересуется безэмоционально Демид.
– Правильно! Меня никто не похищал. Мы познакомились рядом с училищем. Он пригласил меня в Сочи, я согласилась. На этом всё!
– Понятно. Завтра у следователя повторишь эти слова письменно.
– Хорошо. Я свободна, гражданин начальник?
– Иди отсюда, – отчим указывает мне на одну из дверей в свободную комнату. Ухожу. В одежде падаю на кровать. Горько рыдаю в подушку до самого утра.
Всю ночь «мои» сидят за дверью, что-то обсуждают.